Вашему поколению – мира и хлеба вволю!

13-летней девочкой прабабушка вместе со своей мамой в поле полола просо, а зимой ходила в лес на заготовку дров - деревня находилась очень далеко от леса, ходили за реку Суру, за 8 километров. Взрослые вручную косили колосья, а дети собирали и связывали их в пучки. После этого связанные снопы складывали на две жердины по 10 снопов  и носили на край поля,  где женщины и старики укладывали кладь. Так  раньше хранили хлеба.

«Приедем, бывало с поля, - рассказывала мне няня Маша, - пока мать печку истопит, мы подремлем, потом мать идет в поле косить, а мы опять за ней собирать. Работали мы в поле с утра до позднего вечера, а полеводом был у нас Василий Степанович, дядька  строгий и суровый. Он контролировал нас так, чтобы  в поле ни одного колосочка не осталось и чтобы никто зернышка не украл. В то далекое время сеяли в поле лён и коноплю. Надергаешь, бывало, норму, свяжешь снопиками и везешь на быках в гору. Вот как-то мой бык в реку ступил, воды напился и идти не хочет, а я маленькая и управиться не могу. Встала тут моя  подруга Дуня со своей телеги, дернула быка за узду, а он как боднул её, и все лицо-то ей и разбил в кровь. А зимы в войну очень суровые были, морозы трескучие. Ноги у нас были все обмороженные,  не было тогда ни больниц, ни  мазей. Мама лечила нас какими-то травами да отварами. Жили мы очень бедно, у меня даже чулок не было, бегали без  штанов и зиму,  и  лето.  Мы ходили на лесозаготовку по 10 дней. Идем как-то  зимой из поселка Речного, дошли до Дубовки, а идти еще до Порецкого, а там до Мочкас. Вошли в Дубовку, замерзшие, уставшие и голодные. Попросились к одной бабушке  погреться, она  нас накормила и отогрела кипятком. Вот  бы встретить её сейчас и в землю ей поклониться! Дома на кровати спали по трое, крысы по ногам бегают. Одна крыса в котел и попала, и мы ее закрыли. А в печи у нас лазейка была, ну, мы крысу и упустили. Стали ее из лазейки палками выгонять, а она на меня как прыгнет! Ну, думаю, погоди, другой раз я тебе покажу. Вылезла  крыса раз, а я ей на хвост и наступила, она как взвизгнет, так что я с перепугу веник из рук выпустила, сама заорала да на кровать.  В общем,  всех на ноги подняла».

Дети тогда за свой труд получали  1-2 килограмма муки. После уборки картофеля бабулина мама получала немного картошки и натирала её на терке, а потом в специальной форме пекла детям картофельный хлеб. Весной  терли коновник и пекли из него  лепешки.  «Мы думали, что никогда не наедимся хлеба, поэтому я очень люблю хлеб, - говорила бабуля. - Еще мама жарила  и толкла нам конопляные семена до появления масла, и это масло добавляли в щи из конского щавеля, и вкуснее тех щей ничего не было! А конфеты были такие: мама наварит свеклы, запечет её в русской печке, и мы чай пили и причмокивали».

Часто в деревню приходили письма, похоронки и вести «пропал без вести». Война пришла в каждый дом. Тех, кто умирал в деревне от голода, паразитов, болезней, хоронили мальчишки и девчонки, возили трупы на салазках за 3 километра на кладбище. Боялись, но  приходилось.

«Что бы ты, бабушка Маша, пожелала моему поколению?» - спросил я. Обняла она меня, поцеловала в макушку, погладила по голове и сказала: «Вашему поколению я пожелаю крепкого мира и хлеба вволю». Спасибо нашим прабабушкам и прадедушкам за то, что мы сегодня есть, низкий поклон живым и вечная память ушедшим из жизни!

Д. Гущин, ученик Шумерлинской школы.